Рампольди Бьянко Подписаться

Пока в моем бокале еще есть вино, пока мысли мои еще не заволокло туманом, мне нужно рассказать вам о Юле.

Мы познакомились с ней, как и с большинством моих хороших знакомых, на теплоходе. Она пришла работать в качестве сопровождающего итальянских групп, и - к моей неописуемой радости - оказалась вполне адекватной и компетентной в плане языка. Дело в том, что с самого начала навигации нам не везло с итальянскими гидами, и к тому времени, как пришла Юля, мы поменяли их с полдюжины. Обычно уже на второй день круиза при взгляде на них меня бросало в глубокую печаль от невозможности уволить их до конца рейса и оттого, что перспективы на будущее не были радужными - найти нормального работника посреди навигации довольно трудно.

К счастью, от итальянского агентства, поставляющего нам туристов, на наш борт также был выписан турлидер - представитель, следящий за качеством сервиса. Бедному Симоне от таких работников тоже становилось тошно, и ему пришлось выучить немало русских слов, чтобы иметь возможность хоть как-то доводить информацию до своих гостей. Конечно, в этом нередко помогал ему и я.

И вот, одним прекрасным днем на борт теплохода вступила Юля. Мы были настолько убиты изматывающей стоянкой в Москве, что под вечер сил еле-еле хватило на вялое сборище, на котором по идее мы с Симоне должны были объяснить Юле, в чем конкретно заключаются ее обязанности. Мы растеклись на диванчиках у рецепции, заплетающимся языком выдавали ей не совсем связную информацию, перемежая ее изрядной долей шуточек. Мы не особо старались, потому что проводили этот брифинг уже много раз с предыдущими сопровождающими, и ясно видели тщетность наших усилий.

В этот раз, правда, я заметил некоторый оптимизм в глазах Симоне - он уже успел познакомиться с Юлей во время дневной экскурсии и отметил, что хотя бы по части языка у нее все было в порядке. Кроме того, Симоне новая сопровождающая явно понравилась - я видел это по его взгляду, блуждающему по ее молодому 23-летнему телу. Явно своих чувств он не показывал, и это было вполне понятно: боялся попасть я в неприятную ситуацию, если девочка окажется такой же бракованной, как и предыдущие, и придется выгонять ее взашей в конце рейса. Я сам много раз попадал в такие истории.

В какой-то момент, помню, Юля изрядно посмешила нас, задав «вопрос не по теме», чтобы узнать, где можно принять душ. Оказалось, что проведя довольно долгое время в своей каюте, Юля так и не обнаружила дверь санблока. Мы долго хохотали, а потом все же поднялись к ней, чтобы все показать. Юля восприняла наш смех адекватно, и присоединилась к нему, когда дверь действительно обнаружилась. На самом деле, странно было не найти ее в наших маленьких каютах.

Юля была симпатичной. Ее нельзя было назвать красавицей, но одновременно страстный и изучающий взгляд и хитрая полуулыбка могли заманить в ее сети многих. Особенно тех, кого она приманивала своим громким стервозным смехом: он был как сигнал к атаке, от него тут же хотелось сорвать с нее одежду.

С этим смехом Юля уверенно вошла в нашу теплую теплоходскую компанию.

В какой-то момент отношения между Симоне и Юлей переросли в нечто большее. Это, казалось, никого не удивило. Симоне никогда не упускал возможность пристроиться к очередной симпатичной юбке, а Юля была из тех девочек, которых привлекает все необычное - особенно, если оно принимает аппетитную форму иностранца-донжуана. Довольно часто после очередного бокала коньяка Симоне рассказывал мне о преимуществах сожительства с его новой пассией. Преимущества эти почти всегда касались их интимной жизни. Больше всего его вдохновляли способности Юли в оральном сексе.

- Лучший минет я и сам бы себе не сделал, - говорил он мне.

Я смеялся, но мотал на ус. Мне стало интересно, что такого особенного смог обнаружить в Юле такой матерый ловелас, как Симоне.

Через некоторое время мне представился случай самому проверить это.

Наши отношения с Юлей всегда были на грани. Но то, что Симоне пристрастился к ней, как к хорошему коньяку, сдерживало меня. И сдерживало Юлю - она прекрасно видела мои сомнения, прекрасно понимала их причины и не хотела на меня давить.

И вот однажды эта хрупкая грань треснула и посыпалась со звоном куда-то под киль теплохода. Симоне развлекал своих туристов и очень сильно напился водки на дегустации - так, что еле дошел до собственной каюты. К счастью, ему не пришлось ни подниматься, ни спускаться по трапу - травм было бы не миновать. Вечером Юля пыталась достучаться до него, но все было тщетно - водка утащила его слишком глубоко в сон. И вот мы уже разговариваем с ней в офисе, и Юля жалуется на разрушенные планы на вечер, а я намекаю, что ей неплохо бы расслабиться на сеансе массажа. Мы проводим с ней ночь, я искренне не понимаю воодушевления Симоне и разочаровываюсь. Под утро Юля уходит к себе, чтобы не вызывать лишних подозрений.

С тех пор искра в наших отношениях сменяется на мерное пламя газовой горелки. Юля в этом плане похожа на мальчика: ей интересно попробовать что-то новое, но добившись своего, она понимает, что новым это может быть только один раз. Юля попробовала меня, а я попробовал Юлю. Мы удовлетворили свое любопытство и спокойно продолжили жить, будто ничего не было. Превосходный вариант. Если бы это я рассказывал Симоне про Юлю за бокалом коньяка, то отметил именно эту ее особенность.

Время шло, закончилась навигация. Юля съездила к Симоне в Италию, он говорил что-то о том, чтобы приехать в Россию. Вдвоем мы с ней виделись нечасто. Несколько раз сидели в ресторанчиках и барах: распивали бутылку ее любимого Рампольди Бьянко, она рассказывала мне о своих планах поехать учиться в Италию и расспрашивала про мои взаимоотношения с теплоходскими администраторами, Аней и Настей. Дело в том, что как-то после навигации мы с двумя этими девочками отмечали конец сезона и так славно напились, что проснулись наутро втроем - с тех пор так и жили.

Чаще всего я видел Юлю на наших общих вечеринках, со всей остальной компанией с теплохода. Эти жизнерадостные попойки всегда проходили весело и очень тепло. Обычно их инициатором был я, что временами меня несколько раздражало. Но вот однажды посчастливилось сыграть роль приглашенного. Девочки (а в теплоходской компании были только они) решили вытащить меня в ночной клуб, к которым я тогда не питал особой любви. Танцевать я не умею и не особо люблю смотреть на танцующих, а выбор музыки в таких заведениях почти всегда меня смущал. Но девочки настояли на своем, и вот в день своего рождения я оказался в небольшом клубе под названием «Central Bar».

Громкая музыка сливалась в этом заведении с диким освещением и ядовитым белым интерьером. Мы довольно быстро накидались алкоголем и вышли на танцпол. Вскоре мы стали сливаться с другими танцующими группами, и я увидел, что некоторые из наших девочек уже нашли себе партнеров по танцам и собеседников. От одного из них мы узнали, что в другом углу клуба их компания - по невероятному совпадению, работников нашего затона - тоже отмечает чей-то день рождения. Естественно, я познакомился с именинником, наши беснующиеся компании переплелись, и алкоголь потек рекой. Более того, штатные клубные девочки, взобравшиеся на пьедесталы, чтобы исполнить гоу-гоу танцы, при ближайшем рассмотрении оказались студентками иняза и чьими-то знакомыми. Поэтому, отработав свою программу, они спустились, чтобы присоединиться к нам.

Всеобщая эйфория пропитала клуб. Мы пили, танцевали, фотографировались, коротко общались, перекрикивая дикую музыку, снова пили - уже с новыми знакомыми и отпускали реальность в свободное плавание. Пара наших девочек крепко подцепили себе компаньонов, окунувшись в вихрь пьяного клубного знакомства. Аня и Настя, хорошо закинувшись, демонстрировали публике лесбийский поцелуй, а в следующую минуту уже пристраивались к кому-то на танцполе. Юля довольно долгое время играла женщину-вамп, попивая коктейли у барной стойки и пытаясь вести со мной трезвые разговоры. Я даже, кажется, почувствовал нотки ревности, когда тема дошла до Ани и Насти. Правда, я сразу отбросил это предположение - ревность была слишком нехарактерна для Юли. Потом алкоголь поглотил и ее. Она мелькала на танцполе то с одним мальчиком, то с другим, то страстно целуясь с Настей.

К утру силы наши иссякли, и, один за одним, мы стали покидать клуб. Безудержное веселье сменилось теплой и мокрой созидательной эйфорией. Я взял в охапку своих дамочек, попрощался с оставшимися, и, грузно и невпопад закинув свои тела в такси, мы отправились домой. Юля, по-видимому, была одна из последних, покинувших клуб - она еще полночи вызванивала всех и перечисляла оставшиеся у нашего столика шарфы, перчатки и бижутерию. Ответственная, она забрала с собой все идентифицированные вещи, чтобы на следующий день отдать их владельцам. Дома мы с Аней и Настей почти сразу уснули - слишком много алкоголя и танцев.

На следующий день меня разбудил звонок от одной из наших девочек. Голос ее был незнакомый: срывающийся, неуверенный, с непонятными мне нотками.

- Юля умерла, - сказала она. - Юлю убили.

Я смутно помню этот день. Некоторые из девочек приехали ко мне, и в общем бредовом обмене информации выяснили, что произошло.

Юля жила с мамой, младшей сестрой и - то ли дядей, то ли дедушкой - в квартире на одной из центральных улиц. Мама и папа жили в разводе, и папа уже успел обзавестись своей семьей, но спор по поводу прав на квартиру все не прекращался. Кроме, собственно, родителей к спору часто присоединялся этот дядя-дедушка - контуженный в Афганистане военный и художник, выставлявший свои картины на главной прогулочной улице города. В ту ночь, вернувшись домой, Юля обнаружила, что младшей сестры нет дома, зато снова приехал папа, чтобы в очередной раз заявить свои права на квартиру. В определенный момент спора дядя-дедушка схватил нож и несколько раз ударил им папу. Несмотря на раны, тот смог выбежать из квартиры, из дома, и избежать в итоге трагической участи. Так и не догнав папу, сумасшедший вернулся в квартиру, достал неизвестно откуда взявшийся обрез и выстрелил сначала в маму, а потом в Юлю. А после застрелился сам. Вернувшаяся утром домой младшая сестра увидела квартиру, полную милиционеров и трупов родных.

Вот так случилось, что на следующий день после моего дня рождения почти в том же составе мы пошли покупать Юле погребальный венок. Эйфория прошлой ночи внезапно превратилась в ужасный похмельный кошмар. Эйфория, вымоченная в крови.

Я покупаю бутылку Рампольди Бьянко каждый раз, как вижу ее на прилавке. Прихожу домой и выпиваю ее, чаще всего один. Не знаю, о чем конкретно я думаю в это время: о Юле, о моих связанных трагедией друзьях, о той безумной ночи, о внезапности смерти? 23 года. Это действительно рано.

В бутылке еще осталось вино. Я наполняю бокал, пью его в три длинных глотка и забываюсь сном.